Ольгинка — рассказ на постапокалиптическую тематику.
Читать![]
Вдоль канала со слабым ручейком шёл человек в майке-матроске и с двустволкой. Бандана, сделанная из клетчатой рубашки, уже давно выцвела и покрылась дырами. Ботинки, не подходившие к июльскому зною, выглядели плачевно. В камуфлированных штанах, с перетянутым на правой ноге бинтом, человек выглядел странно. На поясе болталась перевязанная синей изолентой рация. На плече висел вещмешок с металлоломом и запчастями. Если смотреть издалека, мужчина напоминал обезьяну, из шутки решившую поэкспериментировать с одеждой.
Двустволка лишь предавала уверенности, но на деле она ни разу ему не пригодилась. Психологическое облегчение, не более. Валентин, уроженец Челябинска, уже без недели год как ходил по безжизненным улицам Ольгинки. В той, прошлой жизни, он был фрезеровщиком на одном небезызвестном заводе. Был обычным человеком, делал зарядку под радио, работал, жил, кормил семью…
…Которой больше не было.
Он точно помнил тот момент, когда перед отъездом сбагривал десятилетнего Гришку и годовалую Олю тёще с Одесскими корнями:
– Да что вы?! – наигранно удивлялся он, выдерживая нападки Клавдии Дмитривны, – Сущие ангелочки! Олечка спит часто, не кричит. А Гриша послушный мальчик, он даже свою первую зарплату на заводе заработал, помогая мне…
– Да шо мнэ той завод? – возмущалась она в ответ, наигрывая желваками и вздувая бородавку на переносице, – К чорту мне тих «англочков»! Думишь, я нэ шпрэхаю, шо вы с Марькой лечиться лётаете?
Валентина до крупной дрожи выводило из себя эта присказка тёщи – «шпрэхать». Взяла откуда-то у подружек по улице, да начала долбить его этим словом. Валентин готов был поклясться, что она сама не знала значения этого термина.
От этой фразы у мужчины сжались кулаки.
– Да! Лечиться! Но это не для меня! Я-то, чтоб Вы знали, здоров! Это для Марины, как же Вы не поймёте?! Это ей от фиолетовых пятен лечиться нужно, а не мне! Хотите, я отдам Вам свой билет, и вы с Марькой вместе полетите на моря. Согласны?
Этот бешеный, но в то же время понимающий взгляд Валентин не забудет никогда.
– Да пес с вами со всэми! А дэток-то хто смотреть будит? Ты и вэдро с картошкой нэ услэдишь!
И подмигнула. Это был первый на его памяти разговор, когда они пришли к общему согласию.
При воспоминании об этом разговоре по щеке Валентина покатилась слеза. Это были последние слова Клавдии Дмитриевны, которые он слышал. Даже после бесконечных препирательств и ссор, он скучал по тёще.
Около поваленного бетонного моста, перегородившего проход, Валентин нашёл глазами арматурины в стене, служившие лестницей. С полным рюкзаком металлолома это было сложно сделать, но не преодолеть после тридцати километров пути два с половиной метра казалось позорным. Сначала на брусчатку полетела двустволка, потом с металлическим клацаньем упал вещмешок, и, наконец, последним выполз сам Валентин. Он лежал на пыльной и заваленной штукатуркой брусчатке, тупо уставившись в постепенно чернеющее небо.
Он боялся оглядываться, так как не хотел видеть свой любимый курорт в плачевном состоянии. Но, пересилив себя, Валентин осмотрелся. Всё было почти также, как и три дня назад, когда он покидал этот небольшой городок в поисках выживших или, хотя бы, средств связи. Он нашёл рацию в плохом состоянии. Целый день убил Валентин на починку устройства, но всё-таки справился. Один товарищ по цеху шутил: «Починить или сварганить? Всё захреначим синей изолентой!» Метод работал.
Сейчас он проходил мимо пятиэтажного санатория, где жили они с женой. Номер 27, третий этаж. Он до сих пор хранил ключи от номера, но почему-то не хотел туда заходить. Валентин вспомнил то сообщение по радио, которое пришло чуть больше года назад. Диктор говорил, что вроде как организованы санатории для больных Фиолетовой Чумой. Они поколебались месяц, но потом продали все ценности и приобрели путёвки. Валентин запомнил грустное лицо Гриши, когда он прощался с ними. Прощался навсегда, ведь он больше не увидит сына.
Чума появилась четыре года назад. Через год после аварии на ЧАЭС. Валентин соотнёс эти два события потому, что считал болезнь продуктом экспериментов, которые проводили над радиацией. Все остальные, кто выслушивал его точку зрения, без умолку ржали, как лошади. Но причина была не так важна, как последствия. Пятнадцать миллионов шестьсот тысяч человек выкосило за полгода. Ещё за полгода СССР потерял пятьдесят. Когда пропала половина населения, Фиолетовая Чума появилась и заграницей. Как только болезнь дошла до чистоплюев из Франции, человечество забило тревогу.
«Почти сразу соединённые штаты пиндосии отгородились от мира ядерной стеной, а наш «Меченый» сбежал на острова. В итоге власть заняли те, кто не наплевал на народ. Остаток населения стали присылать в госпитали и санатории, чтобы, скорее, успокоить, а не вылечить. В итоге людям ничего не оставалось, кроме как верить в лучший исход, которого не будет…» – Именно так думал Валентин, пуская очередную слезу.
Он уже видел между очередным клубом и трёхэтажной гостиницей пляжную полосу, а за ней – море. Валентин ускорил шаг. Ему хотелось скорее попасть на берег, заполненный галькой. Шум Чёрного моря его успокаивал и не давал уйти в глубокий запой. А последнее было не сложно – клубов и баров вдоль пляжа было хоть отбавляй.
Сбавил шаг только на такой же брусчатой лестнице, шедшей сначала вверх, а после вниз, к гальке. Взобравшись, он свернул направо, к своему «убежищу». Таковым являлся абсолютно неисправный военный МИ-24, упавший в тот роковой день на боковую сторону универмага. Хвост при падении нагнулся к земле, а сам корпус был весь во вмятинах. Внутри было бедно. Всё, что было внутри, Валентин вынес и выкинул в канал. На замену военной утвари пришла кровать-раскладушка, старый умывальник, газовая горелка, стол и стопка запасной одежды.
От остатка главного винта до навеса он натянул брезент из парусины, трепья и вещей с трупов, чтобы дожди не просачивались внутрь. Еду он брал из универмага. Когда надоедали консервы и крупы – ходил в центр и набирал на каком-то непонятном складе картошку. И таким образом Валентин прожил почти целый год.
Каждый день на утро он доставал из-под подушки старую потрепанную фотографию, где он обнимал свою Марьку, глядя в камеру. Тогда были счастливые времена, не то, что сейчас. Целых три дня Валентин жил без этой фотографии, так как боялся в дороге потерять последний лучик, напоминавший, что у него когда-то была другая, хорошая жизнь. Он взглянул на эту фотографию, улыбнулся и опять всплакнул.
Положив фото обратно под подушку, он вышел из вертолёта, подошёл к нагромождению проводов и приборов в кабине пилота, и начал что-то чудить с электроникой. Тремя проводами соединялась с этим нагромождением рация, которую держал у уха Валентин. Он то крутил какие-то тумблеры, то поглядывал на показания какого-то циферблата, то щёлкал выключатели на рации. Всё без толку. В эфире наконец стали слышаться урывками помехи, но ничего более. Время от времени он говорил «Приём» в рацию, но рябь опять то исчезала, то появлялась. И в тот момент, когда Валентин уже отчаялся и собрался выключать приборы, сквозь рябь пробился человеческий голос.
– Приём… Приём… Меня кто-нибудь слышит?
Валентин схватился за рацию и чуть ли не проорал в эфир.
– Да! ДА! Слышу! Говорит Валентин. Ольгинка. Где вы находитесь?!
– …Двадцать седьмое сентября девяностого года. Те, кто это слышит: скорее всего, вы слушаете мои последние слова, и то в записи, ибо я зажат между молотом и наковальней. Я говорю всем, кто выжил – не боритесь! В этом мире нету смысла жить! Мы всё уничтожили! Человечество совершило самоубийство, слышите!? Я думал, что найду выживших, но в итоге нашёл лишь страшных и опасных мутантов и чудовищ, которые притворяются людьми. Те, кто думает, что нужно бороться – не боритесь. Нет смысла… Нет причин… Всё мертво…
Последним звуком в записи был глухой хлопок выстрела, после чего помехи возобновились.
Валентин не выключил рацию. Он просто отошёл от приборов и зашёл в вертолёт. Мужчина вновь достал из-под подушки фотографию. Валентин со скрипом плюхнулся на раскладушку и прижал изображение к лицу. Он рыдал, не зная, что делать, как поступить. Слёзы падали на фотографию, делая её мягче, обволакивая. «Не боритесь!» – кричал эхом голос в голове.
Валентин, вытирая слёзы с глаз, смотрел в лицо Марьки и вспоминал тот роковой день.
Они тогда впервые за два дня смогли вырваться на пляж. После часа купания в море, они полдня ходили по мостовой, а вечером смотрели на закатный горизонт. В тот момент будто уходящее в морскую пучину солнце сулило только что-то хорошее. Так и хотелось крикнуть: «Всё будет хорошо!».
Но этому было не суждено сбыться.
Когда Валентин и Марина сидели на помосте, свесив вниз ноги, они говорили о будущем.
– Как думаешь, Валя, это всё пройдёт? – говорила она тоненьким голосочком, почти мурлыкая от тепла Валентина – Эта эпидемия? Всё обойдётся?
Он в ответ вздохнул и коротко бросил:
– Обязательно…
В этот момент земля изошлась в дрожи. Марина схватилась за перила, а Валентин свалился с перрона и упал в воду с высоты четырёх метров. Он около нескольких секунд барахтался на глубоком дне, но они показались ему минутами. Когда мужчина всплыл, то увидел над обросшим лесом холмом на севере красно-жёлтый «гриб», поднимавшийся всё выше. Это была волна от ядерной ракеты, но Валентин этого не знал. Слышались панические крики, ругательства, все бежали прочь от ударной волны. Он, увидев, как с верхушки холма, оставляя глубокие борозды, слетели вековые камни, нырнул ещё раз.
Валентин всё равно почувствовал удар в грудь. Его словно накрыло чем-то. Конечности перестали слушаться, а мысли путались. В конце концов, он потерял сознание. Очнулся Валентин уже лёжа на поросшей водорослями скале, облепленный склизкими медузами. Скользя по ним, он встал и добрался до гальки. Огляделся. Весь пляж был словно облеплен постепенно черневшей жижей, которую составили медузы. На мостовой лежали горы трупов. Валентина затрясло. Он, пошатываясь, направился к помосту, где он в последний раз видел жену.
Прошло больше часа, пока он доплёл до него. Пока Валентин шёл, перед его глазами творился настоящий конец света. Нос дымящегося вертолёта пробил стену бара, вокруг которого лежало как минимум шесть мертвецов. Крышу отеля, где они с Марькой ночевали, напрочь снесло камнем, подкинутым ударной волной. Пять трупов лежали, раздавленные катером, а их потроха уже ели чайки. Валентин не сдержался, и его вырвало. Когда он дошёл до помоста, то увидел её. В отличие от остальных трупов, перекошенных страшными и неестественными позами, Марина лежала с рукой на груди, опираясь второй о поручень. В конвульсии пальцы были сжаты за нательный крестик. Валентин подошёл к мёртвой жене и упал на колени. Он приложил свой лоб к её и судорожно зарыдал.
Он никогда не терял любимых людей. И в один миг его жизнь перевернулась. Марька мертва, дети, скорее всего, тоже. Даже тёща оказалась ему не так противно. Он скучал по всем. Без них не было смысла жить. Не за что было бороться…
…Нет смысла...Нет причин…Всё мертво…
Валентин сидел на злосчастном помосте, сжимая одной рукой цевьё, а другой – рукоять, и смотрел на закат. Раньше он не задумывался над тем, что он может олицетворять. Год назад закат вселял надежду на лучшее будущее, а сейчас… А сейчас он олицетворял смерть. Вот через несколько минут солнечный диск полностью скроется за морской гладью и настанет темнота. Темнота безысходности.
…Нет смысла…Всё мертво…
– Нет причин… – повторял шёпотом Валентин – Нет смысла бороться…
По щеке покатилась последняя слеза.
По пляжу прокатился гулкий звук выстрела…
Orujeynik Навигация по рассказам Оружейника | |
---|---|
Рассказы на постапокалиптическую тематику | |
Рассказы | Операция «Поиск» |
Серии: | |
Живые | Ольгинка • Байкал • Монастырь • Минск • Ленинград • Ладога • Камчатка • Сахалин • Калмыкия • Чернигов |
Рассказы на тематику S.T.A.L.K.E.R. | |
Рассказы | Под прицелом • Утечка |
Серии: | |
Избранный | Месть • Контрольный прорыв • Персона «Нон грата» • Ультиматум Зоны |
П • О • Р |